Осенью обязательно стоит побывать в любимых музеях и галереях: гулять в это время уже прохладно, а культурные выходные подарят отличный заряд вдохновения. Здесь можно подсмотреть красивые сочетания цветов, полюбоваться любимыми полотнами и решить, о ком из художников почитать вечерами. Знакомство с биографиями творцов дарит особый вкус в восприятии: предметы искусства становятся объемными, к визуальному впечатлению подмешиваются личные переживания. Перед глазами — уже не просто картина, а целая история.
К примеру, Третьяковская галерея: кому-то она очень нравится, а кому-то совсем неинтересна, но если попытаться узнать чуть больше, желание приобщиться к искусству появится точно. Существует чудесная книга «Пятьдесят восемь лет в Третьяковской галерее» — воспоминания Николая Андреевича Мудрогеля. Всю жизнь, с ранней юности, он был сотрудником галереи, шестнадцать лет трудился бок о бок с ее создателем — Павлом Третьяковым. Более душевных, личных историй вы не найдете. Книга редкая, букинистическая, а воспоминания такие, что невозможно оторваться и хочется скорее бежать в Третьяковку «проверять» любимые шедевры.
Для начала стоит рассказать о самом Третьякове. За глаза многие называли его «неулыбой», а сейчас бы сказали просто «интроверт». С детства он не любил общество, жил в полутемной комнате, в которую никого не впускал. Даже постель менял себе сам. Когда вырос и стал успешным дельцом, основателем галереи, продолжал оставаться верным себе: не выходил в свет и в своих чествованиях не участвовал. Не пожелал встретиться и с царской семьей, а от дворянского титула отказался. Принял только звание почетного гражданина Москвы, потому что любил город всем сердцем. Одевался в костюм одного кроя, будто сорок лет носил один и тот же. Ну чем не Стив Джобс того времени?
Третьяковская галерея началась с двухэтажной пристройки к дому Третьяковых: Павел Михайлович боялся, что случится пожар и картины в доме сгорят. Вход в галерею для всех был бесплатным. Ежедневно служители делали отчет: что посетители говорили о картинах, о чем рассуждали художники, у чьего полотна задерживались подольше. Первая картина, которая была скопирована в Третьяковке с разрешения Павла Михайловича — «Рыболов» Перова. После в галерею ринулась толпа художников: число копировальщиков с каждым годом росло, и Третьяков стал получать письма о продаже картин, которые находились в галерее. Оказалось, что предприимчивые художники писали не только копии, но и подделывали подписи к ним, выдавая их за оригинальные полотна. Это заставило Третьякова запретить работу в галерее. Кроме того, на некоторых картинах позже заметили пятна. Выяснилось, что копировальщики, чтобы уловить тон на картине, смешивали краски, а затем накладывали их прямо на оригинал. Если тон совпадал, переносили его на свой холст, а на оригинале быстро стирали. Но как бы насухо не терли, пятно разъедало лак, и много картин было испорчено.
В галерее всегда старались сохранять необходимую температуру: неоднократно ночью сам Третьяков обходил со свечей залы и проверял градусники. Летом следили за мухами, не пускали посетителей с едой. Один мальчик очень любил приходить в галерею со сдобными булками, так что однажды его выпроводили и запретили возвращаться снова. Этим мальчиком был Петр Кончаловский, ныне известный художник. Когда в галерее появилась картина Репина «Не ждали», критики выяснили, что лицо человека, вернувшегося из ссылки, не гармонирует с лицами остальных членов семьи. Тогда художник, в отсутствие Третьякова, пришел в галерею и переписал лицо. Затем взял краски и принялся исправлять голову Грозного на картине «Иван Грозный и сын». Исправил так, что голова сильно изменилась в тоне. Третьяков, увидев правки, сделал Репину выговор. Когда у художника был куплен портрет Толстого, все сочли, что лоб у писателя слишком румян. Хотели звать Репина, но Третьяков не разрешил, и тонкими лессировками сам убрал красноту со лба.
С некоторыми художниками Третьяков не ладил и не скрывал этого. Например, на картине «Медвежье семейство в лесу», которая была приобретена у Шишкина, медведей писал Константин Савицкий, и потому на полотне стояли подписи обоих художников. После того, как картина была доставлена в галерею, Третьяков стер подпись Савицкого.
Умер Павел Михайлович от язвы желудка. Последними словами были: «Берегите галерею и будьте все здоровы.» В январе 1913 года в Третьяковке случилась еще одна потеря: душевнобольной Балашов ножом изрезал картину «Иван Грозный и сын». Когда его задержали, выкрикивал: «Довольно крови! Долой кровь!». Художник Евгений Хруслов, который в то время был хранителем галереи, воспринял это как личную трагедию: отпросился у коллег на полчаса погулять в Сокольники и бросился под поезд. Чтобы скрыть увечье, картину переклеили на новый холст, а Репина пригласили исправить края порезов.
Говорят, что картины Врубеля со временем поблекли — на них исчезли серебристые тона, а вот на полотнах Куинджи краски остались такими же яркими. С 1923 года на стенах галереи стали вывешивать объяснения к картинам: вначале короткие, затем длинные. Иногда посетители спрашивали, почему на стенах мусор, и тогда был издан приказ: все надписи снять, чтобы картины могли говорить за себя сами.
ВАМ ТАКЖЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИНТЕРЕСНО
