Пока вы думаете: «Я должен сделать это» или «Я должен достичь чего-то особенного», вы на самом деле не делаете ничего. Когда в том, что вы делаете, нет мысли о достижении, тогда вы что-то делаете.
Сюнрю Судзуки
Почему часто любители дают фору профессионалам? Казалось бы, знание — основа всего. Но если в человеке нет страсти, никакая ученость ее не компенсирует. 8-летнему Жаку-Анри первый фотоаппарат в 1902-м подарил отец. Он словно прирос к его руке. Мальчик снимает все, что видит. Щелкает затвором, впадает в восторг, когда случается магия и изображение оживает. Миг, пойманный им, словно бабочка накрытая сачком.
– Волшебное изобретение, — напишет он в своем детском дневнике, который будет вести всю жизнь. — Благодаря ему я никогда не буду скучать или грустить. Я смогу все фотографировать! Все, все! Раньше я просил папу: сними вот это, и это, и это... Он отвечал: да, да, конечно, и ничего не делал. Теперь я буду снимать сам!
Он фотографирует семейные пикники, прогулки по Булонскому лесу, свою няню Дуду, брата — увлеченного изобретателя, отдых на побережье, спортивные соревнования, гонки. День за днем, не задумываясь, фиксирует прекрасную эпоху — портрет Франции на рубеже веков.
Его снимки — душевный семейный альбом. Они и есть семейным альбом. Окружающий мир глазами мальчишки. Простые и незатейливые фотографии, выполненные с большим мастерством, которое растет год от года.
Лартиг родился в состоятельной семье в пригороде Парижа в 1894 году. Это были удивительные времена: изобретение фонографа, телефона, беспроводного телеграфа, рождение кинематографа, появление первых автомобилей, попытки человека подняться в небо. Будоражащий восторг и удивление не покидали его детский ум.
Хорошо о той переломной эпохе скажет писатель Юрий Олеша: я помню день, когда умер Лев Толстой, и я застал время, когда девушка ступала на эскалатор метро, держа в руке «Анну Каренину». Сколько всего может уместить одна жизнь!
И грустно, и смешно читать детские записи Лартига:
– Сегодня утром один изобретатель, господин Рештельт, портной, бросился с платформы первого этажа Эйфелевой башни с парашютом собственного изобретения. Он сразу стал падать и убился. Меня там не было. Как жаль, что я не сделал фотографий.
С 1910 по 1940 год он становится настоящим хроникером. Снимает типы самолетов и пионеров авиации, автогонки, яхты на Ривьере, деятелей кино, искусства. Но его неугомонный творческий темперамент требует большего. С 1915 года Лартиг посвящает себя живописи. Он проходит курс обучения в парижской академии Жюлиана. Решает, что будет свободным художником. Жак-Анри считал живопись делом жизни, фотографию, скорее, любимым хобби.
В замечательном фильме BBC, снятом в 1983 году, Лартиг, уже глубокий старик в милом цветном свитере, признается:
– Живопись — то, что происходит внутри меня. Фотография — то, что снаружи. У меня будто две пары глаз: одни для фотографии, другие — для живописи. Я художник, писатель, фотограф. Но именно живопись есть накопление многих моментов времени, которые собираются воедино.
Как художник он успешно выставляется в 20-х годах. Картины приносят ему прибыль. Изредка продает фотографии в парижские издания. Даже экономический кризис 1930-го года, который грянул во Франции, не вогнал его в уныние. Лартиг продолжает рисовать, продает картины за гроши, оформляет казино и, конечно, не прекращает фотографировать. Ему не нужен капитал, он счастлив в своих любимых занятиях.
В то непростое время от него уходит первая супруга — Мадлен Мессаже, дочь Андре Мессаже, композитора и дирижера Русского балета Дягилева. Лартиг будет трижды женат. Каждая его супруга и любовница станет музой, отдельным этапом в творчестве. Более трехсот своих снимков он посвятит горячей и пылкой любви к румынской еврейке, прекрасной Рене Перль — модели французских кутюрье.
– Она отбрасывает шубу в облаке теплых духов, — напишет в дневнике о их первой встрече. — Мы сейчас будем танцевать. Мексиканка? Кубинка? Она высокая, ее рот на уровне моего подбородка. Когда мы танцуем, мои губы напротив ее губ. Ее волосы касаются наших ртов.
Он всегда живет просто. Ему, в сущности, ничего и не надо. Легкий фотоаппарат в руке. Увлеченный. Он не замечает горестей, не жалуется на плохие времена. Ему некогда. Даже ужасы войны словно проходят мимо.
– У меня всегда были достаточно скромные потребности: быть свободным, жить за городом, быть поближе к морскому побережью, греться на солнце, любить, получать удовольствие от жизни, быть счастливым, общаться с умными людьми, читать хорошие книги.
Лартиг не мог предположить, что всемирная слава и звание культового фотографа неожиданно настигнут его на пороге 70-летия!
Вместе с третьей женой, Флореттой, Жак-Анри отправился в Лос-Анджелес. Супруги путешествуют по Америке, в Нью-Йорке встречаются с куратором Музея современного искусства Джоном Шарковски. Жак-Анри показывает ему свои снимки, фотографии очаровывают. Через год в том же Нью-Йорке состоится первая в истории большая выставка работ Лартига.
Существует версия, что снимки случайно увидел на кухне Лартига Чарльз Радо, основатель французского фотоагентства Rapho. Именно он свел Жака-Анри со своим знакомым куратором отдела фотографии в нью-йоркском музее. Удача? Но она стала возможной только благодаря тому, что Лартиг никогда не выпускал фотоаппарат из рук. Снимал, не загадывая, ни на что не надеясь.
Фотограф Ричард Аведон был покорен работами французского коллеги:
– Ты привел меня в свой мир, и разве это не цель искусства, — скажет он о выставке.
Первая книга Лартига «Дневник столетия» выйдет в 1970-м году в соавторстве с Аведоном. В книге несколько сотен прекрасных черно-белых и сепиевых снимков, гравюрные репродукции, страницы дневников
Почти все самые известные фотографии маэстро — черно-белые. Из более 117 тысяч снимков около 47-ми тысяч (почти треть) сняты в цвете. Это уникальные, редкие кадры, поскольку Лартиг был одним из первых, кто решился испытать цветовую технологию братьев Люмьер. Он снимает своим Rolleiflex в фирменном квадратном формате. Ему удается передать сногсшибательные красные, электрические синие, изумрудно-зеленые оттенки. Снимки удивительно живописны. Современные ценители фотографии шутят: сегодня у него был бы самый стильный и популярный Instagram.
Кадры Лартига никак не отражают его возраст, они юны, наполнены любовью, волнующим восхищением природой, очень современны. Он снимает туманный вид на долину из окна спальни, людей на пляже, густые каштановые волосы жены Флоретты на фоне огненных маков Прованса.
– Для меня жизнь и цвет неразделимы, — это его слова.
В 90 лет его глаза светятся. Он — человек, которому удалось сохранить душу ребенка. Дрожащими руками Жак-Анри достает из пыльной коробки тетрадку с надписью «1912».
– Это мой дневник. Я делал заметки обо всем. Рисовал кадры, которые снимал, записывал впечатления. Даже когда все говорят, что сейчас очень-очень плохо, я знаю, что все времена счастливы. Важно только замечать счастье, фиксировать его.
Я люблю весну, люблю зиму, я был молод там — осенью. Я дорожу особым чувством весны. Она всегда заставляет меня расцвести и возродиться. Она, как вечеринка, к которой я готовлюсь заранее.
Фотография — это меньшее, что делает меня счастливым. Я считаю, стоит попытаться продлить жизнь, занимаясь любимым делом.
До 92-х лет, до последнего дня жизни, Лартиг работает (маэстро не стало 12 сентября 1986 года). Он снимает для модных домов и журналов, делает фото знаменитостей, выпускает альбомы, проводит выставки. Он близко дружит с Пикассо, Жаном Кокто, с большим вдохновением пытается уловить атмосферу съемок фильмов Трюффо и Феллини. В 1979 году он стал первым фотографом, который при жизни передал Франции весь свой фотографический скарб (100 тысяч фотографий — 130 альбомов, 7 тысяч страниц дневников, полторы тысячи картин). Он по-прежнему работает с одной камерой, почти без ассистентов, вечно забывает сумки с оборудованием и носит свои вещи в одной и той же милой и трогательной плетеной корзине.
– Никогда не смотрите назад. Просто живите, — советует он. — А еще: никогда не ленитесь, правильно питайтесь в небольших количествах, цените сон, который приходит после хорошего рабочего дня, любите искусство, откройте свои уши для Бога, умейте наслаждаться тишиной, хорошей музыкой. В жизни все важно. Мы не можем знать, где наши глаза — в душе или в голове, в животе, или сердце.
ВАМ ТАКЖЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИНТЕРЕСНО
